В душ и пожрать. А потом сразу плюх в постельку и отсыпаться. Не, сначала позвоню Пал Палычу, предупрежу, что сегодня не приду на работу, у меня и справка есть. Кстати, я же обещал Тигре звякнуть, сообщить, чем дело закончилось. Вот заодно и… На часах было половина восьмого, знать семейство Разуваевых уже на ногах. Так что своим звонком я ничей сладкий сон не нарушу. Я набрал номер телефона в директорской квартире. Странно, но на звонок долго никто не отвечал. Я хотел было уже положить трубку, как вдруг раздался щелчок и женский голос сказал:

— Алло!

— Доброе утро, Глафира Семеновна! — сказал я, узнав ответившую. — Это Саша Данилов. Не могли бы вы позвать к телефону Тоню?

— Здравствуйте, Саша! Ее нет.

— Уже в школу ушла?

— Нет. Павлу стало плохо, вызвали скорую, Тоня с ним поехала.

— А что с ним?

— Сердечный приступ.

— В горбольницу увезли?

— Да.

— Понятно. Извините, что побеспокоил.

Пал Палыч в больничку угодил. Надо навестить его. Если там лекарства какие нужны дефицитные или врача крутого достать из области, расшибусь, но сделаю. Вот только не сейчас, конечно. А сейчас надо позвонить завучу. Какой там у нее номер? Я полистал записную книжку, что лежала у телефона. Нашел номер. Никогда прежде я не звонил Эве, еще возомнит черте че. Подумает, что мое каменное сердце, наконец, размягчилось. Хотя, разве бывают романтические звонки с утра?

— Я слушаю! — сердито пробурчала в трубку Царева.

— Эвелина Ардалионовна, — нарочито официальным тоном произнес я. — Это Данилов.

— Доброе утро, Александр Сергеевич! — строго проговорила она.

— Доброе! Звоню, чтобы предупредить вас, что не смогу сегодня прийти в школу. У меня справка есть от врача.

— Что случилось? — всполошилась завуч. — Вы не ранены?

— Нет, но пришлось поделиться кровью с одним мерзавцем.

— Вы спасли ученика и еще стали донором для раненого бандита? Как благородно с вашей стороны!

— Выходит, вы все знаете?

— Разумеется, Александр Сергеевич! Педагогический коллектив не мог остаться в стороне. Павел Павлович так распереживался, что почувствовал себя плохо. Я тоже всю ночь не спала, но вы настоящий герой. Так что отдыхайте, восстанавливайте силы. Если нужно что-нибудь, звоните мне в школу. Я буду на боевом посту, но вас без помощи не оставлю.

— Спасибо, Эва! — сказал я. — Искренне тронут. До свидания!

Положив трубку, я бросился в ванную. Потом не спеша со вкусом позавтракал и завалился спать. Проснулся часов в пять. Почувствовал, что снова проголодался, но домашняя сухомятка мне уже осточертела. Надо в ресторан закатиться. А потом — посетить директора в больнице. Вот только пустят ли вечером? Позвонить, что ли, в сестринскую? Вдруг Наташа сегодня работает. Заодно узнаю, как ее собственные дела? Идея мне понравилась и едва поднявшись, я набрал номер, который еще не забыл.

— Алло! — произнес я в трубку, едва на том конце провода ответили. — Могу я услышать Наталью Кротову?

— Можно, — ответила девушка, видать, одна из медсестер. — Только она не Кротова теперь, а Дурасова.

— Ну так даже лучше, — пробормотал я.

Поневоле вспомнился анекдот. Вышла Василиса Премудрая за Ивана Дурака и стала она по паспорту Василиса Дурак.

— Я слушаю! — раздался в трубке до боли знакомый грудной голос медсестрички.

— Привет! Это Саша!

— А, здравствуй! Давно не слышала.

— Ну как ты поживаешь?

— Лучше всех! А ты?

— Тоже — неплохо.

— Ну так еще бы… О тебе по городу такие слухи ходят, что я…

Она осеклась.

— Что — ты? — спросил я.

— Ничего… Ты по делу?

— Да. Хочу узнать, как самочувствие моего директора, Разуваева Павла Павловича? Сегодня поступил.

— Знаю. Ему уже лучше. К счастью, обошлось без инфаркта.

— Могу я его сегодня навестить?

— Кто же тебе откажет?

— А что ему можно привезти?

— Фрукты.

— Тогда я сейчас подъеду.

— Хорошо. Я предупрежу девчат в сердечно-сосудистом, пусть встретят. Они будут только рады. Все, я бегу!

И она положила трубку. Неужто все еще обижена? А может — любит? Ладно. Это ее дело. Я начал собираться. Решил, что поужинаю после посещения Пал Палыча. А то в больнице рано отбой. По своему опыту знаю. По дороге я заскочил в «Гастроном», как всегда на прилавке были только яблоки, уже проделавшие половину пути до состояния сухофруктов, но я обрисовал заведующей свою проблему и мне по блату принесли и апельсины и лимоны и те же яблоки, но крепкие, краснобокие.

— Ну вот есть же у вас все! — не удержался я от упрека. — А на прилавке только мумии какие-то, вместо яблок.

— Если я сразу выложу все, что у меня есть, народишко в миг расхватает, и вам, к примеру, ничего не достанется.

— Это вы бросьте, уважаемая! У нас не народишко, а советские труженики и члены их крепких дружных семей.

— Я-то что? — пожала плечами заведующая. — Вы с этим в горторг обращайтесь. Пусть они наладят регулярный подвоз дефицитных продуктов, а я буду их продавать за милую душу.

— Ладно. Спасибо!

— Всегда рады вас видеть, товарищ Данилов!

Я покинул магазин, сел в машину и поехал в горбольницу. Случайный разговор с заведующей всколыхнул в душе то, что давно мешало мне наслаждаться всеми благами жизни. Ну ведь в самом деле! Какого хрена эти торгаши прячут товар в своих подсобках? Не, понятно, это их дополнительный доход, причем — многократно превышающий официальную зарплату. С этого дохода они отстегивают вышестоящим, а те… мне. Выходит, что я тоже замешан в том, что обкрадывают население? Можно подумать, что раньше я этого не знал… Да нет, чушь все это… Уж мне-то хорошо известно, что никакими мерами этого положения не исправить, только — личной заинтересованностью граждан. Будут люди по всей цепочке — от сада-огорода до прилавка — заинтересованы, чтобы гражданам поступали свежие фрукты-овощи, не станет и дефицита.

На пороге главного входа городской больницы меня встречал целую букет больничных девиц. Куда только смотрит их медицинское начальство? Облепили меня, словно пчелы краюху хлеба с медом, давай щебетать что-то восторженное. Из невнятных восклицаний я понял только, что весть о моем спасении из лап бандитов восьмиклассника не только разлетелась по городу, но и обросла невероятными подробностями. Получалось, что я уничтожил целую банду, расстреляв ее из пулемета с вертушки, а остальных добил приемами каратэ.

Еле от них — медсестер — отбился. Хорошо что на входе в сердечно-сосудистое отделение их отшила старшая сестра. Она меня и проводила к палате, где лежал директор. Койка его стояла возле двери. Кроме него в палате было еще трое таких же немолодых мужиков. Увидев меня, Пал Палыч улыбнулся, но через силу. В вену на локтевом сгибе его была воткнута игла, от которой шла прозрачная пластиковая трубка капельницы. Я взял единственный здесь стул, уселся на него, положив на тумбочку авоську с фруктами.

— Здравствуйте, Пал Палыч! Как вы себя чувствуете?

— Здравствуйте, Саша! Ничего, жить буду… По крайней мере, так утверждают врачи.

— Может вас в отдельную палату перевести?

— Зачем? — удивился Разуваев. — Буду валяться и смотреть в потолок… Здесь я хоть с коллегами по-несчастью могу словом перемолвится.

— А вам не вредно разговаривать?

— Вредно, но слушать я могу вполне… К там там мальчик?

— С мальчиком все в порядке. Бандиты наказаны.

— Разве состоялся суд?

— Есть и другой суд.

— Понимаю, хотя и не одобряю.

— Как бы то ни было, я не позволю обижать своих учеников, да и не своих — тоже.

— Вот это я в вас больше всего и ценю.

— Ешьте фрукты и выздоравливайте. Если что-то нужно, передайте через Тоню, и я все сделаю.

— А ведь она вас любит, Александр Сергеевич, — проговорил Пал Палыч.

— Я догадываюсь.

— У нее есть шансы на взаимность?

— Не думайте сейчас об этом, Пал Палыч.

— Хорошо. Не буду, — вздохнул он. — Буду есть фрукты… И товарищей угощать.